Служила. Четыре года. Год за полтора - и получилось шесть. И это один из самых любимых периодов жизни. Когда молодость и когда за бетонным забором полупустыня и судьба. Все закончилось почти пятнадцать лет назад. Что в остатке, сухом, как куст перекати-поля? Люди, люди и люди. Первые, впервые и впервой.
Первый день службы запомнился... пьянкой в бомбоубежище. Какие-то большие учения подходили к концу, дежурный расчет на боевых постах на радиолокационном центре (РЛЦ), а все остальное подразделение, человек сорок, вместе с командиром - под землей, за импровизированными столами из ящиков для снарядов. Пристальные любопытные взгляды и предложения выпить за знакомство. Отнекивалась, как могла, очень смущалась, но ровно до тех пор, пока командир строго не взглянул на меня и не приказал: «Пей, а то заложишь!». Все заржали, и мне пришлось пить водку, много водки, впервые в жизни. Сейчас он видный госслужащий в Коломне, мы иногда случайно встречаемся и обязательно улыбаемся.
Первый еврей, который так смело заявлял о своей нацпринадлежности, встретился там же, в армии. И это было еще удивительней - еврей в Советской/Российской армии. Он отлично осознавал это свое преимущество и страшно им гордился. Он был такой один. Генка - вечный майор, рот никогда не закрывался от беззубой улыбки и никаких опасений, что «в связи с его финансовыми трудностями папа потеряет место в синагоге». Ничего еврейского, кроме разве что фамилии. И даже по обычаю всех умников этой национальности никогда не оставлял за собой последнего слова, всегда оставляя места для разночтений. Потом еще долго была убеждена, что они все такие. Заблуждалась. Он действительно был такой один. Почему был? Есть до сих пор, живет у «Паровоза», вставил передний зуб, отрастил пузико и обзавелся внуками. Глаза выдают - прежние.
Первый армянин, колоритный, высокий, с пышными усами, служил в соседнем отделе. Лет ему было по тем временам достаточно, а все ходил в капитанах. Недоумевала. Поняла только тогда, когда попала с ним в смену. День. Все на боевых постах, заняты делами, командование на центре, нервотрепка. Капитан Мнацаканов дает указания лейтенанту и младшему специалисту, затем спокойно собирается и идет в городок: дома закончилась питьевая вода. (Вода у нас была привозной, с машин-цистерн, и чтобы ее набрать, нужно было успеть к назначенному часу, да еще и отстоять большую очередь. Потом дотащить канистры до дома и только потом успокоиться.) Расстояние от РЛЦ до жилого городка - километра полтора в одну сторону. Пока дойдет, пока наберет воду, потом обратно - часа два точно. Приходит как ни в чем не бывало. Спрашиваю: «Почему ты ушел с боевого поста, это же противозаконно» - «Моему ребенку нечего было пить» - «А жена разве не могла набрать?» - «Не могла». Он уходил по первому требованию семьи: когда заканчивалась вода, свет, болел маленький сын. Разжигать кирогазку, кормить семью или встречать врача. Всегда возвращался. Был энциклопедически образован, блестяще знал английский и втихаря репетиторствовал, чем вызывал тихую ярость отцов-командиров. Его лишали всего: премий, званий, процентов за «напряженку», увешали выговорами с головы до пят, но не сломили. Сейчас пытаюсь припомнить его черты, а выходит - Ходорковский, очень внешне похож.
Первые солдаты-казахи. Как раз в середине 90-х их стали призывать. Фамилии было невозможно выговорить. Они ни бельмеса не понимали по-русски, но очень хотели. Старались нас, женщин-военнослужащих, как-то удивить и порадовать: то тюльпанов притащат огромный мешок, то брелочек сделают затейливый из эпоксидки со скорпионом внутри, то песню свою затянут, смешную, про «бисептол». Однажды зашла в отдел и поняла, что вломилась в какой-то неведомый мир: на пульте лежала палка с несколькими прилаженными струнами-проволочинами, а рядом засаленная тетрадка - «Музика»...
Хохлы, белорусы, грузины, русские, татары, молдаване - сколько их прошло перед глазами... И о каждом - только хорошее. Два года назад почти все нашлись в Сети, как-то накрыло всех одновременно. И если вдруг что - все рядом, моя армия, самая-самая настоящая.
