Четвертый класс Толя Голосеев окончил со всеми "пятерками", а потом началась война.
"Было мне 13 лет, – рассказывает Анатолий Федорович. – Школу закрыли, началась эвакуация. Часто были воздушные тревоги. Я маме помогал. Помню, осенью мы ходили по полям, свеклу мороженую вырубали из замерзшей земли - голодно было".
Искали летчика в лесу
"Мы, ребята, раз были свидетелями, как наш самолет вел бой с двумя немецкими. И нашего сбили. Стал он падать в лес, а мы с ребятами побежали искать его: думали, может, летчику помощь нужна. Но это нам казалось, что он упал недалеко, а оказалось - неизвестно где. Так мы его и не нашли...
В семи километрах от нас была железнодорожная станция Фруктовая. Ее сильно бомбили – немцы не давали подвозить помощь Москве. От нас хорошо слышны были взрывы, мы смотрели, как вагоны горят - станция на горе была, издалека видна.
Потом мама поговорила с соседом - он был начальник цеха кожгалантерейной фабрики (в войну там шили ремни, кобуры и прочее военное обмундирование из кожи) – попросила меня пристроить на работу.
Очень трудно тогда было: отец нас к тому времени бросил, бабушка больная, мама болела, у нее на руках сестренка маленькая, четыре годика... А у нас же не деревня – поселок, был у нас всего-то маленький участочек, где мы сажали овощи".
Выкопаю сейф - будут свидетельства
"Договорилась мама, и мы с другом пошли за свидетельством о рождении (он тоже с 28-го года, жив сейчас, я к нему каждый год езжу) в Луховицы. 15 километров пешком. Вышли утром затемно, дошли, смотрим: вагоны догорают, паровоз на боку лежит, станция разбита – сильно очень Луховицы бомбили. Показали нам, где загс. Пришли мы – домик весь разрушен, там старичок ходит, вытаскивает что-то из руин. Мы ему рассказали, зачем явились. Он нам говорит: "Оооо, если сейф я выкопаю из этих развалин, то я вам дам свидетельства". Ну, отрыли этот сейф – железный такой ящик, нашел он там бланки, написал нам свидетельства о рождении. И пошли мы обратно домой.
Вот так я и поступил 15 октября 1941 года на фабрику".
Ящик - чтобы дотянуться до станка
"Нас было несколько учеников. Сначала мы только убирались, а потом поставили мне к штамповальному станку ящик, чтобы я мог дотянуться. Станок был простой, не электрический. Принесли мне гору кожаных обрезков, и я выбирал подходящие, чтобы по шаблону вырубать из них детали: первое время – для тапочек, раненым в госпиталях ходить. Дальше стал делать ремни и вообще все, что нужно для упряжи и седел - когда война началась, почти все было на лошадиной тяге – подвоз боеприпасов, обслуживание кухни и все остальное.
Стихотворение такое есть:
Бывало, очень спать охота
И за окном не рассвело,
А ты вставай, иди работай –
И это было тяжело.
Но пропадала сразу дрема,
Как только выходил из дома
И попадал в конце концов
В кольцо таких же сорванцов.
Мы шли веселою ватагой
Всего поселка на виду,
Не за наградой, не за славой –
Чтоб заработать на еду.
А дома матери нас ждали
С печалью в выцветших глазах.
Отцы в чужой земле лежали...
Мы все, конечно, понимали
И, как умели, поднимали
Страну на худеньких плечах".
Так хотелось отщипнуть кусочек!
"Я получал рабочую карточку – на нее давали 600 граммов хлеба. Больше хлеба тогда нигде не достать было – очень он дорогой был, на рынке стоил 400 - 600 рублей. Поэтому хлеб всегда очень ждали в магазинах. Такие очереди за ним были! Я тоже в них стоял поначалу, пока работать не пошел. Привозили его таким теплым, закрытым в брезент. Всего в нем тогда намешано было – и картошка, и хвоя, отруби... А все равно несешь его домой – и так и хочется хоть отщипнуть, хоть чуть-чуть!.. Ну, доносили все-таки домой.
Еще было у нас при фабрике небольшое подсобное хозяйство, так что в обед нас подкармливали, давали супчику, щи, кашки немножко".
"Учитесь, ребята!"
Два года я так работал. А после Курской дуги нас, учеников, человек шесть, собрал директор (он был фронтовик, с одной рукой) и говорит: "Война повернула, к победе пошла. Теперь вам хватит работать – без вас обойдемся. А вы давайте учитесь. У вас впереди трудная работа – восстанавливать все разрушенное, для этого надо знать много. Поэтому мы на вас надеемся, что вы будете учиться, не будете нигде болтаться". И отпустил он нас.
Так я и пошел в школу, заканчивать семилетку.
Домой пришел, стал помогать: ну как! рабочий уже! – за дровами в лес, картошку сажать, копать. В войну ведь для огородов давали землю: все обочины, все овраги – все было раскопано, чтоб хоть где-то немножко посадить, чтоб подкормиться".
Попал служить в Германию
В 1945-м Анатолий Голосеев вступил в комсомол. Окончил сельскохозяйственный техникум, стал агрономом. Практику проходил в Губастове – там и остался работать по просьбе колхозников. А в 22 года пошел служить в армию. Всем колхозом (где он поднял овощное хозяйство, начал строить теплицу) провожали его, будущего артиллериста.
Попал А. Голосеев служить в Германию, на остров Рюген, окончил здесь школу сержантов. Вспоминает он, как встречался там с соотечественниками, которых во время войны угнали в Германию батрачить, а после войны они так и остались – кто испугался лагерей, через которые должны были пройти перемещенные лица, а кто и встретил свою любовь.
Вспоминает Анатолий Федорович и год смерти Сталина: из-за этого события пришлось ему служить не три, а четыре года, весь гарнизон тогда перевели на особое положение – ждали новой войны.
Но дело обошлось миром, и Голосеев вернулся в родные края. Работал агрономом, председателем колхоза. И даже уйдя на пенсию, продолжал работать, потому что без труда себя не мыслил.
Сейчас Анатолий Федорович живет в Губастове вместе со своей женой, тоже ветераном трудового фронта. "В деревне у нас всего четыре ветерана трудового фронта осталось, – говорит А.Ф. Голосеев. – Пять лет назад умер последний фронтовик..."
Полную версию читайте в свежем номере "Ять"
