О насилии в Библии

Бог младенцев не убивает. Люди убивают, а потом изображают из себя смиренных исполнителей воли Божией – а как иначе? Труп взрослого мужика можно спрятать под небольшим одеялом, под земным оправданием. Трупик ребенка можно спрятать лишь под безгранично большим оправданием, и Бог – лучше всего.

Почему герои Библии, чьи дети погибли, винят в этом Бога – не проблема, потому что ни один герой Библии не винит, кажется, Бога в смерти своего ребенка. Не винят не потому что не веруют или ужасно сильно веруют. Просто жизнь ребенка не слишком много значит. Иов скорбит о своих потерянных детях не больше, чем о потерянной жене, а о потерянной жене не больше, чем о потерянном стаде, а о стаде… и так далее до любимой кобылы… Правда, именно кобыла Иова не околела, потому что у него не было лошадей, судя по той инвентарной описи, где верблюды и дети в одной графе.

Проблема в том, что Бога Библии обвиняют в гибели младенцев люди, которым в детстве внушали, что Библия про справедливость, про любовь к детям. Им показывали специальную «Детскую Библию», где все действительно именно так. После чего от кастрированного подобия Библии человек перешел к оригиналу – и струхнул. Человек не очень виноват, воспитатели – очень. Лучше уж не лезь к ребенку с Библией. Авраам не заставлял Исаака читать Тору, а то бы Исаак завопил: «Лучше режь меня, чем втюхивать эту тягомотину!» А может, и не завопил бы, понимая, что насчет «режь» папа склонен понимать буквально.

Проблема не в том, что иногда требуют одобрять Бога Библии за то, что он убивает младенцев – требуют даже людей, чьи младенцы погибли. Ну, садисты – или, вежливее говоря, агрессивные люди.

Проблема в том, что такое требование опирается на букву Библии. Бог Библии, действительно, агрессивен, причем не в каких-то там «исторических повествованиях», а в самых лучших, светлых, можно сказать, «передовых» текстах Библии – у пророков. Бог устами пророков не только возвещает о спасении, Бог еще ругается. Страшно ругается.

Бог поступает точь в точь как средний русский человек, живущей на Средне-русской возвышенности. Вроде бы и на возвышенности, но – низменно поступаем. Думаем, что лучший способ воспитания – агрессия. Результат тем лучше, чем крепче словцо увещания. В идеале - обматерить. То есть, в идеале – выпороть, но на дворе информационная цивилизация, от ремня убежит субъект, а от крепкого словца – не убежит. Электронно догоним и скажем!

Компьютер тут – лишь новые меха для вполне архаичного поведения. В средневековой Руси «смирять» означало ровно то же, что «усмирять». Поколотить-выпороть-обматерить, чтобы боль в спине или в душе длилась подольше и напоминала, как надо правильно жить.

Различие, пожалуй, в том, что в древней Руси воспитатель не думал, что воспитуемый должен быть благодарен за «науку». То есть, думать-то, конечно, думал, но доказать не мог. А вот со времен Гегеля, который объяснил, что преступник, замыслив убийство, уже дал согласие на собственную смертную казнь, пошли доказывать. Все больше в России. Это сама суть тоталитаризма: я тебя угроблю, а ты должен быть мне признателен за это. Не по видимости лишь признателен, а до мозга гостей, которые я тебе ломаю! Ты искренне должен возлюбить своего палача!

В немножко ослабленном виде та же логика проповедовалась гебистами в 1970-е, ею оформлялось предательства о. Дмитрия Дудко. Мол, быть за правду – это гордыня, смирение в том, чтобы предать свои идеалы и тех, кто тебе доверяет. Любить любящих тебя – неправильно, правильно любить бьющих тебя и матерящих тебя. Путь к смирению лежит через приятие матерщины в свой адрес и т.п. и т.д.

Сатанизм этой логике ловится при тестировании Золотым правилом этики. Сами-то гебисты отнюдь не собирались смиренно принимать поучения диссидентов как полезные для своей души. Коммунисты лишь антисоветчиков призывали любить критику, сами же любили совсем другое.

Смирение рождается не от смиренного принятия матерщины, а от принятия благодати Божией. Матерщина может быть поводом, но поводом может быть и вежливая, воспитанная критика. Причина же чистоты сердца всегда – небо, а грязевые ванны.

Что же, пророки – ошибались? Бог ошибся, выбрав не тех людей? Простите, а разве у Бога был выбор? У Него и по сей день выбор очень и очень ограниченный. Кого выбрал, те и пророки. Хотите, чтобы Бог иначе говорил? Дайте Богу себя – чистыми, мягкими, добрословными…

Просмотров - 2962