Человечество - среда человека

Эти фикции фиктивны только для личности – то есть, только для человека в его безусловном отличии от обезьяны. То, что фикция для человека, для животного – реальность. Стадо – реальность, нация – фикция. Семья, государство, этнос – это всего лишь слова. Это реальность, но реальность словесная. Это не означает «нереальная реальность». Ведь человек и сам, по определению, есть явление словесное, и только своей способностью порождать слова и выживать благодаря словам человек отличается от животного. 

Обобщающие слова есть совершенно особая разновидность слов, которую Платон предложил считать первичным Словом, Идеей. Такие обобщающие слова как «нация», «народ», «семья» иногда основываются на физиологии, иногда – нет, но всегда ставят своей целью свободу от физиологии, от животного в человеке. Семья может быть приёмной. «Усыновление», «удочерение» есть победа над физиологическим фактом «происхождения». Человек свободен выбрать себе отца и мать, сына и дочь – причём, эта свобода высшая, потому что она осуществляется не в одиночку, а с тем, кого выбирают. Это не свобода уйти, это свобода обрести. Человек может и сына назвать отцом, и дочь – матерью (в религии это вполне традиционная практика). При этом слово, выражающее физиологический факт, не просто «становится метафорой» - оно становится реальностью, выраженной через метафору. 

Человек выбирает слова, описывающие его принадлежность – или, лучше сказать, причастность, ведь речь идёт о свободным пребывании – к некоей общности, прежде всего, чтобы освободиться от давления другой общности. В простейшем виде это называется «социализация» - человек освобождается из «лона семьи», переходя в «социум», у которого вообще «лона» нет, которое не заставит – как это делали библейские патриархи – просовывать ладонь под одежду отца и возлагать на его интимное место в знак верности, которое и благословение, правда, не даёт в обмен. Зато даёт свободу. Человек идёт от рабство к свободе, от скудости – которая и есть причина рабства, включённости в общность командующую – к простору, который не обязательно изобилен, зато просторен и этим хорош для личности. Абсолютно «свободный полёт» невозможен и, вероятно, не нужен – ведь личность диалогична (социальность и есть подмена этой диалогичности). Поэтому освобождение крестьянина не в том, чтобы стать автостопщиком или монахом, а в том, чтобы стать горожанином. Освобождение горожанина в том, чтобы стать космополитом – жителем города по имени Земля. 

Проблема с любым обобщающим словом та, что оно недостаточно обобщающее, а иногда и обособляющее. Сын одному отцу – значит, не сын другим отцам. Член одного рода – не член другого рода, и не дают быть членом двух родов, этносов, национальностей и наций. Двойное гражданство – и то с трудом пробивает себе дорогу. Хуже того: человек склонен освобождать себя за счёт другого. Он утверждает свою принадлежность к одной общности, отправляя другого в другую общность как в рабство. Собственно «раб» и есть общность рабская. Как и «жид», «дурак», «преступник», - всё это слова, осуждающие другого на неполноценность, покорность, смерть, а то и на извержение из человеческого рода. А нет извергов рода человеческого, есть только извергатели! 

Абстрактные понятия, обозначающие место человека в некоей нечеловеческой общности, - фикции. Эти фикции сопровождают человека в подъеме от рабства немногим к свободе со всеми. Полезны и необходимы эти фикции в той степени, в которой сопровождают освобождение. Фиктивны слова, но не фиктивны рабство и свобода человека, обозначаемые словами. Не фиктивно человечество, как среда человека. Человечество! Не семья, не нация, не раса, и уж подавно не класс или сословие. 

В современном мире почти забыли, какой реальностью ещё сто лет назад были слова, обозначающее положение человека в иерархии, основанной на деньгах или насилии. Классовые и сословные фикции побеждены. На очереди – фикция этнического, государственного, культура. Победа над этими фикциями – не в обособлении человека от окружающих, а в открытости человека человечеству как целому.