День семьи, любви и верности. Жизнь по укладу

В прежние времена женитьба была делом серьезным, совершавшимся по определенным правилам и установлениям, заведенным издревле. В порядочном русском доме девиц воспитывали в строгости, и лет с 13 за ними уже устанавливали «особый догляд»: из дому одних не выпускали и вообще старались, чтобы они меньше бывали на улице. В будние дни девица на выданье больше сидела в четырех стенах, занимаясь рукоделием, помогая матери по хозяйству, учась управляться с домашними делами. На положении домашней затворницы девицы жили года два-три, до той поры, покуда не просватают. Обычно случалось это между 15 - 17 годами: раньше отдавать замуж было еще опасно для здоровья, а позже девица считалась уже «перестарком».

В каждом доме, где была девица определенного возраста, с нетерпением ждали сваху. Ее присылали от родителей жениха, задумавших женить сына. Сваха ходила по домам с невестами, и разговор ею велся в основном о приданом. Если сваха не договаривалась о приданом в одном доме, она шла в другой, и так пока дело не сладится. Условившись о приданом, сваха сводила обе родни, и в доме невесты устраивали смотрины. Если невеста нравилась, отцы ударяли по рукам, иконой благословляли встававших на колени девушку и молодого человека, с того момента считавшихся женихом и невестой. Обе родни садились за накрытые столы, чтобы отпраздновать помолвку, между делом определяя дату свадьбы. Обычно браки заключали в мясоед: осенью перед Филипповым постом, зимой между Рождеством и Масленицей и весной после Пасхи, обычно на Красную горку. 

Чтобы получить разрешение церкви на брак, подавалось о том прошение с приложением копии паспортов, из приходского храма получались выписки из метрических книг, свидетельства духовников об исповеди и причастии.

Свадьбу играли широко, несколько дней кряду, с поочередными застольями в домах жениховой родни. В старые времена на второй день свадьбы дальние родственники невесты, ряженые в вывернутые овчинные шубы, с перемазанными красками и сажей лицами, забирали перепачканные кровью простыни или сорочку невесты, ставшей женой, и подняв их на шесты, носили по улицам в качестве «штандарта невинности», угощая встречных водкой. Ряженые отчаянно колотили в днища тазов и трещали трещотками, привлекая внимание к тому, что невеста пошла под венец «честной девкой». На эти процессии ряженых с завистью смотрели еще не просватанные девицы, мечтавшие вырваться из родительского дома, где их содержали, словно под строгим арестом.

Со дня свадьбы недавняя девица считалась отрезанным ломтем: родительская власть над ней кончалась, равно как и ответственность за нее, переходя к мужу. Семья жила патриархальным укладом. Утро начиналось с молитвы, молитвой же завершался день. Слово отца и мужа было в доме законом для всех - жена могла хитростью и ловкостью повернуть дело по-своему, но перечить супругу открыто она никогда не смела., тем более при детях. 

Есть садились обязательно все вместе, с отцом во главе стола и матерью по правую руку от него. По прочтении молитвы, своими руками нарезав хлеба от большого каравая, глава семейства раздавал всем по куску, сам крошил вареное мясо в большую общую миску со щами и, перекрестившись еще раз, командовал: «Хлебать!» После чего первый запускал ложку в щи, а за ним чинно, по очереди, из общей чашки начинали хлебать жена и дети. Когда от щей оставалась примерно половина, отец ударял ложкой по миске и командовал: «Таскать!» Этим сигналом разрешалось брать кусочки мяса со дня чашки, но только по одному и по очереди, после отца.  С соседями семьи знались особо - несколько семей считались «своими», по очереди в каждом доме гуляли большие праздники, а также именины хозяев и хозяек. Если намечался праздник, из всех семей детей сводили в один дом, оставляли им угощение, велев старшим присматривать за младшими, а взрослые гуляли отдельно. Детские именины справляли внутри семьи. 

Как и все русские, предки выпивали, но не так, чтобы каждый день и вусмерть. Пьяницы тогда не пользовались уважением даже у своей родни, никакого к ним сочувствия не было - с ними не знались. Обычно же рабочий человек, «имевший о жизни понятие», не позволял себе больше «шкалика» (он же «мерзавчик») - так называлась мерка 61,5 г при отпуске водки в розлив или бутылочка того же объема в «монопольке», как называли казенные винные лавки. 

Имевшие хозяйство или состоявшие «при хорошем месте» своим положением дорожили, были заняты и 

каждый день водку не трескали. Чаще предпочитали пиво, но больше двух бутылок пили редко.

Многие коломенцы, соблазнившись большими заработками, подавались в дальний отход, ища работу на заводах в Петербурге, Москве, Харькове или еще где-нибудь. Сложился целый образ жизни, при котором несколько месяцев в году всем в доме распоряжалась жена, становившаяся «на хозяйстве».

Когда на Коломзаводе платили рублей 70 - 80, на дальнем отходе «зашибали» рублей по 120 - 150. Копя деньгу, жили в казармах, снимали углы, питались по дешевым трактирам. А тем временем дома у хозяйки были свои заработки: пускала квартирантов, сдавая комнаты в доме «под углы» - одну комнату снимали несколько человек, обычно крестьяне дальних деревень, приходившие в Коломну на заработки. За небольшую дополнительную плату хозяйка готовила для жильцов, брала от них стирку. Эти мелкие доходы и переводы денег от мужа обеспечивали семью.  

Возвращение кормильца в родные пенаты было праздником: он привозил много денег, подарки, обновки. С хороших заработков делали большие покупки, отдавали долги. Но если хозяйка совершала какой-то промах в отсутствие мужа или, того пуще, «себя не соблюдала», спрашивалось с нее весьма строго. Провинившихся учили кулаком, вожжами, а то и оглоблей - это уж насколько позволял темперамент и обида главы семьи. В таких случаях полиция не вмешивалась, а соседи не осуждали. Считалось, что это дело семейное и сами разберутся. Так и бывало: получив каждый свое - одна наказание, другой утеху амбиции, супруги продолжали жить.