Судебные хроники Коломенского уезда

Оргии Кондриковой

Вот, скажем, дело, которое рассматривалось в Московском окружном суде 29 октября 1881 года. В роли обвиняемых на этом процессе фигурировали коломенская крестьянка Александра Никифоровна Кондрикова, имевшая 34 года от роду: «некрасивая, высокая, рябая баба, с красной рожей любительницы горячительных напитков», и ее любовник Николай Тимофеев: «20 лет, плотный и невысокий парень, на вид годившийся сообщнице в сыновья». Оба они обвинялись в издевательстве над мужем Кондриковой, незадолго перед тем умершим.

Дело начали по заявлению московской мещанки Анисиной о том, что жена его дяди, Егора Кондрикова, имевшего собственное торговое дело, издевается над ним. Судя по заявлению племянницы Кондрикова, жена его не допускала к больному водянкой мужу врачей и поила его водкой, била и запирала в комнате, надолго оставляя беспомощного мужа одного, некормленым и без ухода. Сама Александра крепко зашибала и, будучи в подпитии, желала разгула, понуждала покорного ее воле Тимофеева играть на гармошке, а сама пела и плясала прямо у постели умиравшего. Заставляла Николая Тимофеева одеваться в вещи Егора Кондрикова, целовала его и кричала едва живому мужу:

- Хоть бы ты быстрее помер, мы б тогда с Николашей тот час бы и повенчались!

Заставляла пьяненького Николая кричать «Я здесь хозяин!»

Компанию Александре и Николаю составляли приказчик и кухарка Мавра. Всей компанией они ездили в баню, где занимали один номер на четверых, заказав обильную выпивку и закуску, запирались там и предавались свальному греху.

Пока шло следствие, Егор Кондриков помер, и, по свидетельству врача, производившего вскрытие, при надлежащем лечении, соблюдая диету и при хорошем уходе, он прожил бы еще долго.

Рассмотрев дело, присяжные признали Кондрикову и Тимофеева «виновными, но заслуживающими снисхождения», на основании чего суд приговорил Кондрикову к трем годам и трем месяцам содержания в работном доме, а Тимофеева - к тому же наказанию, но на год и шесть месяцев.

Богатые тоже плачут

Годом позже в Коломне случилась история, в которой уже муж выступил в роли изверга. Вечером 9 июня 1882 года сын статского советника, 25-летний Николай Петрович Иноземцев, явился на квартиру свояка, мещанина Николая Карпова, у которого временно поселилась супруга Иноземцева, Раиса Павловна, покинувшая беспутного мужа, склонного к разного рода пакостям, носившим явный криминальный оттенок.

Не исключено, что последней каплей, переполнившей чашу терпения Раисы, стала история с подметными письмами, обернувшаяся скандалом городского масштаба. Вкратце суть того дела сводилась к тому, что двое коломенских домовладельцев в марте 1882 года получили письма с угрозами и требованием денег, подписанные именем знаменитого гуслицкого атамана Чуркина. Возле того места, куда вымогатели требовали принести деньги, полиция устроила засаду, в которую попали сын статского советника Николай Петрович Иноземцев и коломенский мещанин Прокофий Лукьянов. На допросах оба показали, что Иноземцев написал письма, Прокофьев же подписался за грозного атамана, а додумались они до всего этого, начитавшись популярного романа «Разбойник Чуркин», в 1882 году частями выходившего на страницах газеты «Московский листок», и решили сами взимать контрибуции, чтобы разжиться карманными деньгами и попугать обывателей.

Арест мало повлиял на норов Иноземцева, и всего три месяца спустя после скандала с «чуркинскими» письмами Николаша, заявившись на квартиру брата жены, учинил там безобразный скандал. Разговор с супругой закончился ссорой, перешедшей в ругань, и распалившийся сын статского советника набросился на многострадальную Раису Павловну с сапожным ножом. Первый удар пришелся в руку, когда она пыталась прикрыться от ножа, второй раз - также ей в руку, а когда несчастная бросилась в соседнюю комнату, муж настиг ее в дверях и саданул ножом еще раз в спину. Когда кровь, хлынувшая фонтаном из ран, залила пол в комнате, в доме Карпова поднялся переполох, и, воспользовавшись неразберихой, Иноземцев сумел скрыться. Раненую повезли в больницу, где осмотревшие ее врачи нашли полученные Иноземцевой раны опасными. Полиция объявила мужа-садиста в розыск, но чем это дело кончилось, из газетных статей не усматривается.

Кулак и веревка

Практически в те же дни крестьянин села Троицкие Выселки двадцативосьмилетний Федор Иванович Макаров пошел «ворочать» жену Ирину, сбежавшую от него из-за постоянных побоев. Уйдя из дому, Ирина добралась до станции Воскресенск Московско-Казанской железной дороги и нанялась там в артель моршанского мещанина Тряпкина, занимавшегося разгрузкой вагонов. Супруг явился за ней верхом на лошади в середине дня 9 июля 1882 года, когда артель Тряпкина только отобедала и становилась на работу. Отозвав Ирину в сторонку, Федор сказал без обиняков:

- Собирайся, поедем домой.

Но Макарова решительно отказалась идти с ним, сказав, что терпеть издевательства у нее нету больше сил. Муж настаивал, но тщетно:

- Нет уж! Натерпелась я от тебя, ирода, хватит! Сказала, не пойду, и не пойду ни за что! - твердила свое Ирина.

Не привыкший к возражению Федор терпел недолго и, не дослушав толком, так ахнул жену кулаком по голове, что та снопом повалилась на землю. Все это произошло на глазах у людей, и какой-то железнодорожный чиновник стал кричать артельным:

- Ребята! Чего же вы смотрите - заступитесь за бабу! Что же это он ее так бьет-то?!

На это ему отвечали:

- Не наше дело барин! Нечего лезть, когда муж жену учит, между собой сами разберутся.

Тем временем Федор достал из седельной сумы веревку, подошел к едва поднявшейся на ноги жене, обвязал ее вокруг пояса, а второй конец веревки привязал к седельной луке. Сев верхом, он хлестнул лошадь и погнал ее вскачь. Стараясь поспеть за лошадью, привязанная к седлу Ирина побежала, что было сил, но скоро сбилась с шага, упала, и ее поволокло по земле. Тут только люди бросились к извергу, остановили лошадь, стянули Макарова с седла и отвязали его жену, прервав пытку, которая вот-вот могла обернуться убийством.

В газетной заметке не было никакого указания на то, что в дело Макаровых вмешалась полиция. Автор просто возмущался дикарскими нравами простолюдинов.

***

Все эти случаи - тоже история российской жизни, вернее, одна из ее сторон. Вспоминать о таком не принято, но умалчивание порождает завиральные идеи про то, что «раньше было лучше», да «люди были другими». Ну а коли кто, взглянув в это зеркало истории, вдруг увидит в нем себя или свою семейку, так к тем господам просьба помнить, что «неча на зеркало пенять, коли рожа крива», и напрасно не возмущаться «очернением светлого прошлого».

Просмотров - 2049