- Сергей Владимирович, вы сыграли более 50 ролей, поставили восемь спектаклей в КНТ и в студенческом театре пединститута, сделали несколько монопрограмм в музыкальном училище. Ваше творчество я разделю на два периода: до перестройки и после. Не то чтобы с перестройкой радикально переменились наши взгляды, но некоторые акценты сместились… Интересно, как вы теперь относитесь к прежним своим персонажам? Не разочаровались в своих оценках, надеждах?
- Привязывать героя к эпохе – это граничит с конъюнктурой… А. Лавут и М. Рошаль, наши наставники, учили нас, что театр должен говорить не про политику, а про то, что такое хорошо и что такое плохо. Про соль жизни. Театр – продолжение жизни, но это не значит, что он должен подстраиваться под сиюминутность. Ричарда III можно превратить, например, в Берию, а зачем? В основе театра ведь простые проблемы: любовь, поведение человека в конкретных и очень сложных ситуациях, где раскрывается его суть. Театр тем и хорош, что каждый спектакль играется чуть иначе, привносится то, что проявилось в жизни сейчас… Душа-то актера открыта, она как губка. Пока человек жив, ему нужен театр, потому что театр – это его отражение.
Людей тектонически нельзя сломать. А перестройка перекорежила строй. Она не дала нам других, новых героев. Персонажей и типажей – да. Подпитывать же идеи надо через людей, которые рядом. У меня отец в 68 лет ушел, и я потом очень мучился тем, что что-то ему недодал. Поэтому маме старался больше внимания уделить. К ее 90-летию я посадил у нее в саду 90 кустов роз. И на день рождения все 90 кустов зацвели! Вот и радость, граничащая со счастьем, вот и идея благодарности и добра. Она не нова, но важно лично реализовать ее.
Мои персонажи – это дети мои. Я не знаю, буду ли по-другому играть. Время прошло.
О героях нашего времени
- Вот и я про то. Ваш Зилов из «Утиной охоты» Вампилова, - человек не в ладу с самим собой. Насколько я помню, последний раз вы его сыграли в 1988 году. А сколько сил было затрачено, чтобы разрешили поставить эту пьесу, сомнительную с точки зрения идеологической цензуры! По нынешним временам герой явно не тот.
- Не тот? Хм, может быть, может быть… Но ведь это был протестный спектакль тогда. А сейчас воздух другой, и Зилов был бы другим.
- В 50 лет вы говорили: «Гамлет – единственная роль, которую я уже не сыграю. Но остались Ричард III и король Лир. Если я их сыграю, то тогда посчитаю, что моя актерская судьба полностью реализовалась». Не сыграли. Вместо них были персонажи пожиже: врач в «Эквусе» (1999), Журден в «Мещанине во дворянстве» (2000), Лыняев в «Волках и овцах» (2006), Дорн в «Чайке» (2009), Грознов в «Правда хорошо…» (2014), Мнишек в «Любовь и смерть Марины Мнишек» (2016). Другие герои, помельче рангом, пришли на смену. Мейнстрим сменился?
- Не помню те мои слова… Но представьте, для моего бенефиса я выбрал «Калхас», коротенькую пьесу Чехова. И там читаю из «Гамлета» и «Короля Лира». Вот совпадение! Или промысел? А вообще, актер зависит от режиссера. Если тот берет для постановки «хромую утку» (намек на премьеру в КНТ - ред.), то я не хочу играть в таких спектаклях.
- Но режиссер, вероятно, вынужден учитывать, что хочет видеть зритель.
- Или это кафедра, с которой можно сказать много добра, или… Кто-то ходит на Петросяна, а кто-то на Чехова. У первых ничего не остается после просмотра: ну поржали, и что? Если театр будет опускаться до этого, мне такой театр не нужен. У меня на «Чайке» и «Детях солнца» полный зал. Мой зритель после спектакля звонит, делится впечатлениями. Недавно знакомый из Америки вернулся (25 лет там жил), все наши спектакли помнит, просит: займи меня в театре… Мейнстрим не сменился.
О современном театре
- Вы обмолвились как-то, что за свою жизнь посмотрели 700-800 спектаклей…
- Больше тысячи уже. В Москве и других городах, где бывал. Все антрепризы смотрю в Коломне и никогда не ухожу после первого акта. Жду - может, что интересное выдадут? Иначе зачем на сцену вышли?
- Что из современных спектаклей посмотрели? Что привлекает в нынешнем театре?
- Недавно видел «Вечера на хуторе близ Диканьки», поставленные М. Цитриняком с музыкой Бориса Кинера. Такая культура, такая работа с актерами! Самое сильное впечатление, пожалуй, от «Медеи» в Вахтанговском (тоже Цитриняк режиссер). Текст классический, сценография классическая. Оригинальные постановочные приемы - жутко, но эстетично, красиво. Юлия Рутберг в главной роли – прекрасная работа.
- Ваши последние режиссерские премьеры – «Чайка», «Дети солнца», «Господин Амилькар – человек, который платит». Чехов, Горький – классика, «Амилькар» во Франции поставлен еще в 1974 году… А что нынешние авторы – неинтересны? Ваш циник-романтик Дорн говорит: «Художественное произведение непременно должно выражать какую-нибудь большую мысль. Только то прекрасно, что серьезно». Вы с ним солидарны? Или все банальнее: трудно ставить (именно на это ссылается Коляда)? КНТ дважды обращался к его текстам («Амиго», «Скрипка, бубен и утюг»), ставил «Любовь у сливного бачка» Сигарева (поменяв название на более приличное «Любовь и боль») – вы в эти игры не играли.
- Трудно ставить? Помните, как Рецептер один играл «Гамлета»? Совсем недавно я смотрел спектакль Коляды «Двенадцать стульев». Его театр - это зрелище. Вставные номера – штук 15, цыгане... Попса прет: ну, ребята, мы вас веселим! Вопрос в том, для чего ставить. Мне привезли пять томов современной драматургии. Я читаю, а не зажигает ничего. Ничего нового в их темах нет… Если бы сказали о Вечном, но по-своему… Еще Жванецкий заметил: «Писа`ть надо, как и пи`сать, - когда уже не можешь». Персонажи должны быть интересны и актеру, и режиссеру, и зрителю. Когда есть что играть, то можно простить, что нет глубины (по Дорну). Я ищу современную пьесу, чтобы без дешевой рефлексии, без сленга, без постоянных разговоров о деньгах… Я хочу видеть хороших, добрых людей – что, их нет у нас? Я же ставлю долго, целый год. И зачем мне этот год тратить на чепуху?
О грустном и планах
- Беспрецедентный случай в истории КНТ – спектакль «Любовь и смерть Марины Мнишек», премьеру играли без костюмов, практически без сценографии. Не есть ли это плохой симптом? И что он предвещает?
- Спектакль ставили к 840-летию города. Такой местечковый патриотизм.
- Ну, не знаю. По-моему, местный материал всегда интересен. Только надо было побольше усилий приложить к постановке.
- Наверное. Однажды мы делали городской праздник и этот «коломенский персонаж» использовали. Я придумал, что Марина выходит из башни на кремлевскую стену, в черном, и выпускает черную птицу… Вот это было театрально.
- Да, это ход!
- С самого начала я сказал, что текст и образы автора недостаточно интересны. Характеры не прописаны… Построенный сюжет не дает возможности даже образ Марины развить.
- Хотя Надежда Сливкина неплохо справилась с тем, что ей было предложено...
- Мне развить образ внутри драматургического материала, показать его полифоничным не удалось, к сожалению. Образ человека, который продает дочь ради меркантильного интереса (поправить свои финансовые дела, а если повезет, то и стать серым кардиналом), не получился цельным.
Театру уже 93 года. Театр стареет. Нужна новая кровь. Новый главный (если бы город выделил для него жилье!), новый репертуар.
- Чтобы не завершать на грустной ноте, расскажите о своих творческих замыслах.
- Испытываю острое желание сделать «На каждого мудреца довольно простоты» Островского. Если достойного Глумова найду… После перестройки пьеса зазвучала очень остро. Глумов талантлив, он мастер интриги, вокруг него все вертится, он лидер, а без лидера вообще ничего не получается, лидер уходит - все сыплется. Звучит Островский гораздо современнее, чем… Есть что играть, образы прописаны, вкусный текст. Все равно мы к классикам возвращаемся, Лавут и Рошаль такую закваску дали.
Вообще я счастливый человек, потому что деньги на жизнь зарабатываю на других работах и что-то даже могу потратить на театр.
Фото из архива С. Зацепина и КНТ
